Надя Мироненко
Переходный возраст
Как взрослые становятся продавцами в переходах метро
— Я здесь уже с сентября. Когда в Москву приехала, я была такой дамочкой, а здесь очень тяжело: бомжей много, таких девочек жалких. Я такого никогда не видела, два дня плакала, а потом привыкла. Если я уж приехала, то нужно находить с кем-то общий язык, учиться так жить.
По началу я им деньги давала, так — двадцать рублей, а они идут и идут – их много, я одна. К вечеру идут уже пьяные. Я у них спрашиваю, почему вы не идете куда-то в монастырь работать, если вы сирота или инвалид? Говорят, что без документов не пускают.
Аренда очень дорогая, всё закрывается. Короче, для народа ничего нет. Всё в торговых центрах. Людям надо идти специально, а они и так копейки считают. Вот был праздник, пришёл мужчина, стоит перебирает купюры: 150 рублей в День влюблённых. Я уже только за сам цветок брала. Меня ругали, что я не беру за упаковку, а мне жалко. Понимаете! А там же такого не будет– в торговых центрах. Я иду навстречу людям: покупаю им сердечки, магнитики. Один раз наклею на упаковку, как сюрприз, а они радуются, как дети.
Я вся в работе: мне здесь и подрезать, и сделать витрину, и поговорить. Людей очень много психологически расстроенных. Вот если с негативом приходят, то я сижу и молчу. Меня жизнь научила: если человек злой, то у него что-то случилось. Он не видел добра, он несчастлив, и если я ещё буду на него огрызаться. Я стараюсь всегда только с добром: плачут даже некоторые. Я говорю, зачем ты такой красивый: в пальто, в очках, и ты бомж, говорю, ты катишься вниз. Он заплакал. Говорит, что у него проблемы, а если я начну про свои проблемы рассказывать, то мне и жить нельзя.
По началу я им деньги давала, так — двадцать рублей, а они идут и идут – их много, я одна. К вечеру идут уже пьяные. Я у них спрашиваю, почему вы не идете куда-то в монастырь работать, если вы сирота или инвалид? Говорят, что без документов не пускают.
Аренда очень дорогая, всё закрывается. Короче, для народа ничего нет. Всё в торговых центрах. Людям надо идти специально, а они и так копейки считают. Вот был праздник, пришёл мужчина, стоит перебирает купюры: 150 рублей в День влюблённых. Я уже только за сам цветок брала. Меня ругали, что я не беру за упаковку, а мне жалко. Понимаете! А там же такого не будет– в торговых центрах. Я иду навстречу людям: покупаю им сердечки, магнитики. Один раз наклею на упаковку, как сюрприз, а они радуются, как дети.
Я вся в работе: мне здесь и подрезать, и сделать витрину, и поговорить. Людей очень много психологически расстроенных. Вот если с негативом приходят, то я сижу и молчу. Меня жизнь научила: если человек злой, то у него что-то случилось. Он не видел добра, он несчастлив, и если я ещё буду на него огрызаться. Я стараюсь всегда только с добром: плачут даже некоторые. Я говорю, зачем ты такой красивый: в пальто, в очках, и ты бомж, говорю, ты катишься вниз. Он заплакал. Говорит, что у него проблемы, а если я начну про свои проблемы рассказывать, то мне и жить нельзя.
Ирина
Продавец цветов
Но я благодарна своим проблемам, нас жизнь учит. Бомжи говорят: "А что мне делать? Я начал пить, не мог остановиться. Семья отказалась, денег нет, никуда не берут". Говорю, так ты опрятно оденься. Если ты ещё совсем не бомж. Говорю, будь человеком. Начни с того, чтобы листовочки разносить: 150 рублей в день. Хозяин увидит, даст 250, потом 500, потом выше и выше. Вот они от меня уходят, говорят: "Мы с вами так хорошо поговорили, я такой счастливый, я начну новую жизнь". Некоторые потом приходят. Я ведь деньги давала в долг по 20, по 50 рублей, и кто-то приносил. Это моё, мне нравится так жить, кому-то помогать.
Я художественный закончила, иногда пишу иконы. С цветами вообще очень интересно работать: пано офисы берут-разбирают, такие креативные вещи можно сделать, но это время надо, а я на потоке стою. Пять дней тут, два выходных. Я фитнесом занимаюсь, в шесть встаю, и 15-20 минут для поддержания формы. Когда ты в форме, ты можешь творить, приходят новые идеи. Когда ты себя видишь в зеркале красивую, тебе это помогает жить. Вот видите зеркало!
Я художественный закончила, иногда пишу иконы. С цветами вообще очень интересно работать: пано офисы берут-разбирают, такие креативные вещи можно сделать, но это время надо, а я на потоке стою. Пять дней тут, два выходных. Я фитнесом занимаюсь, в шесть встаю, и 15-20 минут для поддержания формы. Когда ты в форме, ты можешь творить, приходят новые идеи. Когда ты себя видишь в зеркале красивую, тебе это помогает жить. Вот видите зеркало!
Саша. Продавец скатертей
– Ребят, вы журналисты? Я сразу поляну пробиваю! Это павильон моей сестры, она устала. Радио играет, это я её попросил. Она раньше на рынке точки держала. Приехал к ней в первый раз и говорю: «Чего без музыки?» Так на рынке на всю врубаешь. Тут кто-то стоит, на телефоне разговаривает. Я пришёл, звуком насыпал – всё, человек уйдет, там будет разговаривать. Ну, стоит не покупает, убивает своё время.
Я вот местный житель, короче, подземелья нашего, прихожу сюда часто. Сестре делаю ремонт. Мы приезжаем, точка вот, ничего нет – стенки потёртые и всё. Надо побелить. Да, вот гирляндочки. Она же девочка, только может показать пальцем. Товар из Украины, Польши, Китая, бывает российское, а покупают все подряд. Иностранцы бывают. Вот один зашёл вчера зарядить телефон. Сегодня какая-то спортивная команда была, заблудились и бегали по метро, искали друг друга.
Если закроют, мы в другое место поедем, найдем предложения. Но вообще, многие говорят, что палатки – это хорошо: идут на работу, не надо нигде петлять. По-бырику купил, не надо искать где-то в торговом центре. Взрослого человека жизнь – работа, дом, семья опять же. Некогда.
Я вот местный житель, короче, подземелья нашего, прихожу сюда часто. Сестре делаю ремонт. Мы приезжаем, точка вот, ничего нет – стенки потёртые и всё. Надо побелить. Да, вот гирляндочки. Она же девочка, только может показать пальцем. Товар из Украины, Польши, Китая, бывает российское, а покупают все подряд. Иностранцы бывают. Вот один зашёл вчера зарядить телефон. Сегодня какая-то спортивная команда была, заблудились и бегали по метро, искали друг друга.
Если закроют, мы в другое место поедем, найдем предложения. Но вообще, многие говорят, что палатки – это хорошо: идут на работу, не надо нигде петлять. По-бырику купил, не надо искать где-то в торговом центре. Взрослого человека жизнь – работа, дом, семья опять же. Некогда.
– В Люблино закрылись, в Алтуфьево закрылись, в Бибирево тоже. Вот, так и гастролируем туда-сюда. Люди, которые в магазинах покупали раньше, их мало чем расстроишь. У кого есть деньги, они у него и так будут. Год назад ещё был средний класс. Сейчас ты либо нищий, либо богатый. Я, допустим, считала себя средним классом. Я могла отдохнуть пару раз в год, ребёнку могла две-три куртки поменять за зиму, чтобы у него было. А сейчас я не могу себе этого позволить.
У меня красный диплом был в школе. Медицинская академия здесь тоже на красный. Хирургический. Это была моя мечта с детства. Приехала из Грузии, институт закончила как раз, распределили в Клин. Там два года поработала и после этого пришла в торговлю. Когда видишь уже совсем другие деньги, уже обратно не захочешь. Вообще-то, это было барахло, рынки, Черкизовка. Там аренда была 20 рублей, например, а зарабатывали – 100 рублей. Сейчас 100 рублей аренда, а зарабатываешь – 20.
В советские времена товарооборот был меньше. Сейчас всё, что захочешь можешь найти. Вы сейчас разбалованные: такие молодёжные вещи красивые есть, а мы мечтали о таких вещах, бегали за поездами: за поляками, турками. Дефицит был всего, а я знала, куда ехать, чтобы достать эти вещи и носила всё на рынок. Конечно, дела шли на пятёрку. Сейчас ничего не найдёшь такого уникального. Всё есть в магазине.
Праздники, а всё равно работаем. Аренда-то идёт. Хоть одну вещь продашь и довольна. Сам себе не навредишь же. Вот так и живём. Очень много читаю, очень. Я, наверное, дома бы столько не прочитала, сколько здесь. Я вообще люблю исторические книги. Мне интересно, как и что, откуда мы пришли вообще. Кроме фантастики всё люблю. Люблю всё то, что реально.
У меня красный диплом был в школе. Медицинская академия здесь тоже на красный. Хирургический. Это была моя мечта с детства. Приехала из Грузии, институт закончила как раз, распределили в Клин. Там два года поработала и после этого пришла в торговлю. Когда видишь уже совсем другие деньги, уже обратно не захочешь. Вообще-то, это было барахло, рынки, Черкизовка. Там аренда была 20 рублей, например, а зарабатывали – 100 рублей. Сейчас 100 рублей аренда, а зарабатываешь – 20.
В советские времена товарооборот был меньше. Сейчас всё, что захочешь можешь найти. Вы сейчас разбалованные: такие молодёжные вещи красивые есть, а мы мечтали о таких вещах, бегали за поездами: за поляками, турками. Дефицит был всего, а я знала, куда ехать, чтобы достать эти вещи и носила всё на рынок. Конечно, дела шли на пятёрку. Сейчас ничего не найдёшь такого уникального. Всё есть в магазине.
Праздники, а всё равно работаем. Аренда-то идёт. Хоть одну вещь продашь и довольна. Сам себе не навредишь же. Вот так и живём. Очень много читаю, очень. Я, наверное, дома бы столько не прочитала, сколько здесь. Я вообще люблю исторические книги. Мне интересно, как и что, откуда мы пришли вообще. Кроме фантастики всё люблю. Люблю всё то, что реально.
Иа
Продавец одежды
Проголодавшись, подходим к маленькому ларьку с выпечкой:
– Я уже девять лет работаю, на разных станциях. Всё, как один день. Раньше только лучше продажи шли, всё было дешевле. Сейчас уже вещи никто не покупает, выпечку – получше. Я печь прямо тут научилась. Образование у меня – политехнический институт, товароведное отделение, но наши советские образования уже никому не нужны. Работаем там, куда берут. Целый день – с 6 утра и до 11. Каждый божий день.
Пытаемся сфотографировать женщину за прилавком, но она отворачивается и быстро гасит свет в палатке.
Через несколько недель проходим тем же путём – все палатки в переходах уже закрыты.
– Я уже девять лет работаю, на разных станциях. Всё, как один день. Раньше только лучше продажи шли, всё было дешевле. Сейчас уже вещи никто не покупает, выпечку – получше. Я печь прямо тут научилась. Образование у меня – политехнический институт, товароведное отделение, но наши советские образования уже никому не нужны. Работаем там, куда берут. Целый день – с 6 утра и до 11. Каждый божий день.
Пытаемся сфотографировать женщину за прилавком, но она отворачивается и быстро гасит свет в палатке.
Через несколько недель проходим тем же путём – все палатки в переходах уже закрыты.
Фото: Ася Бурцева